РУССКИЕ СКАЗКИ ПРО СОЛДАТА (7 сказок)

Солдат и пельмени

Шёл солдат со службы домой. Дорогой выпросился ночевать. Вечером хозяева стали пельмени стряпать. Старик хозяин сидит на лавке. Сел солдат рядом и завел разговор: — Видно, поедим, дедушка?

— Поедим, да не все! — отвечает старик. — А ты разве не хочешь? — спрашивает солдат.

Сели хозяева ужинать, посадили за стол и солдата. Они делят пельмени вилкой надвое, обмакивают в уксус и едят, закусывают хлебом. А солдат вилкой пельмень ткнёт — и в рот. Не вытерпел старик:

— Ты, солдат, двой!

Солдат будто не понял: давай по два пельменя поддевать на вилку. Старик говорит:

— Ешь по-старому!

Солдатская шинель

Говорил барин с солдатом; стал солдат хвалить свою шинель: — Когда мне нужно спать, постелю я шинель, и в головах положу шинель, и покроюсь шинелью.

Стал барин просить солдата продать ему шинель. Вот они за двадцать пять рублей сторговались. Пришел барин домой и говорит жене:

— Какую я вещь-то купил! Теперь не нужно мне ни перины, ни подушек, ни одеяла: постелю шинель, и в головах положу шинель, и оденусь шинелью.

Жена стала его бранить:

— Ну как же ты будешь спать?

И точно, барин постелил шинель, а в головах положить и одеться нечем, да и лежать-то ему жестко.

Пошел барин к полковому командиру жаловаться на солдата. Командир велел позвать солдата.

Привели солдата.

— Что же ты, брат, — говорит командир, — обманул барина?

— Никак нет, ваше благородие, — отвечает солдат.

Взял солдат шинель, расстелил, голову положил на рукав и накрылся полою.

— Куда как хорошо, — говорит, — на шинели после походу спится! Полковой командир похвалил солдата. А барину сказал:

— Кто поработает да устанет, тот и на камне спит, а кто ничего не делает, тот и на перине не уснет!

Солдатская школа

Шёл солдат из деревни в город на службу и остановился ночевать у одной старухи. Много он насказал ей всякого вздора, а та — известное дело — в лесу родилась, пню молилась, дальше поскотины не бывала и ничего не видала, слушает развеся уши, всему верит и дивится.

— Где же вас, служивый, учат так мудрости? — наконец спрашивает старуха солдата.

— У нас, бабушка, в полку есть такая школа, где не только человека, но и скотину выучат так, что и не узнаешь, как есть человеком сделают!

— Вот бы мне, родимый, своего бычка отдать в вашу школу!

— И то дело! Собирайся и веди его в город; не бойся — я его пристрою к делу, спасибо скажешь!

Старуха бычка на веревочку и повела в город. Пришли с солдатом в казармы.

— Вот, бабушка, и школа наша! — говорит солдат. — Оставь бычка да денег дай на корм и за ученье!

Старуха раскошелилась, дала денег, оставила бычка и ушла домой. А солдаты бычка на бойню — и зарезали, мясо съели, шкуру продали. Прошло времени около года. Вот старуха опять бредет в город, пришла в казармы и спрашивает про бычка: что он, каково учится, здоров ли?

— Эх, бабушка, — отвечают ей солдаты, — ты опоздала, твой бычок уж давно выучился и в купцы произведен, вон дом-то каменный — это его, сходи повидай, может, и признает тебя или ты его!

Старуха пришла к каменному дому и спрашивает у дворника:

— Не здесь ли, почтенный, бычок живет?

— Бычков? Купец Бычков? Здесь, бабушка, здесь; коли дело есть, заходи в дом!

Старуха зашла в дом; вышел к ней хозяин и спрашивает:

— Чего тебе надобно, бабушка?

Старуха смотрит на Бычкова и глазам не верит: как есть человек.

— Ах ты, мой батюшка! Скотинушка благословенная! — вымолвила наконец старуха и принялась Бычкова гладить и ласкать, приговаривая: — Вишь ты как выправился, и не узнать, что скотина... Прусь! Прусь!.. Пойдем-ка в деревню!

И старуха хотела уже на Бычкова накинуть обротку, чтобы вести в деревню, но тот ее оттолкнул и прогнал от себя.

Солдат-сказочник

Некоторый купец, имея постоялый двор и будучи до слушания сказок великий охотник, пускал ночевать путешествующих, с коих вместо платы брал сказки. Но как они не суть вещество, то купец наш никогда обогатиться ими не мог. Некогда, к прекращению сей его привычки, случилось идти отставному солдату, который, захвачен будучи в сем селении ночною темнотою, принужден был просить ночлега у купца. Купец сим случаем был весьма обрадован, наслышась от своих собратий, что отставные солдаты сказывать сказки превеликие мастера, чего для и пустил солдата с тем условием, чтобы он всю ночь забавлял его сказками. Прохожий нимало с своей стороны сею должностью не обеспокоился, но только с тем обещался оную исполнить, чтобы никто ему в оказывании не мешал, а если, паче чаяния, подтвердил он, кто преступит сей договор, тот должен сам сесть на его место. После такого условия вошел он в избу.

Хозяин тщательно старался приказывать, чтобы все его домашние наблюдали осторожность в то время, как начнутся сказки. Однако ж сие его повеление осталось без успеха. После ужина все легли по местам, а солдату сего сделать было нельзя потому, что он долженствовал как купца, так и все его семейство во всю ночь забавлять сказками. Сперва он думал, что хозяин в рассуждении сна, который таковым людям весьма надобен, от сей должности его уволит, однако ж дело шло не на ту сторону. Итак, солдат, не хотя быть нарушителем своего обещания, начал повествовать:- Сыч сидит на сосне, а сова на ели... Сыч сидит на сосне, а сова на ели...

Таковое повторение продолжалось более часа. Хозяин пришел в нетерпеливость слушать более сей вздор, закричал:

— Ну к Чёрту, что за сказка, неужели у тебя только и будет?

— Хо! Хо! Хо! — отвечал солдат. — Того-то мне было и надобно, чтоб тебе сказка моя наскучила. Спасибо, что избавил ты меня от сего труда, сказывай же теперь сам.

Хозяину нельзя было от сего отговориться.

— Ну, слушай, — сказал он, — изрядно же ты меня поддал. Быть так, сказывать сказку, только с таким же условием, чтоб никто не перебивал.

И начал:

— Где Чёрт не носит, а к нам ночевать... Где Чёрт не носит, а к нам ночевать...

Сии слова повторяемы были с полчаса.

— Прямой ты Чёрт! — закричала жена, лежа на печи. — По моему мнению, и Чёрти-то так не врут, кроме бешеных.

— Хорошо, жена, — отвечал купец, — ежели я говорю по-Чёртовски, сказывай же ты по-человечьи.

Выговорив сие, отправился на полати. Купчиха, боясь побоев, начала:

— Каков Чёрт хозяин, таков и прохожий... Сии слова препроводили весь остаток ночи, ибо никто препятствовать им не отважился.

Солдатская загадка

Шли солдаты прохожие, остановились у старушки на отдых. Попросили они попить да поесть, а старуха отзывается:

— Детоньки, чем же я вас буду потчевать? У меня ничего нету.

А у ней в печи был вареный петух — в горшке, под сковородой. Солдаты это дело смекнули; один — вороватый был! — вышел на двор, раздергал воз со снопами, воротился в избу и говорит:

— Бабушка, а бабушка! Посмотри-ка, скот-ат у тебя хлеб ест.

Старуха на двор, а солдаты тем времечком заглянули в печь, вынули из горшка петуха, наместо его положили туда ошмёток, а петуха в суму спрятали. Пришла старуха:

— Детоньки, миленьки! Не вы ли скота-то пустили? Почто же, детоньки, пакостите? Не надо, миленьки! Солдаты помолчали-помолчали да опять попросили:

— Дай же, бабушка, поесть нам!

— Возьмите, детоньки, кваску да хлебца; будет с вас И вздумала старуха похвалиться, что провела их, и заганула им загадку:

— А что, детоньки, вы люди-то бывалые, всего видали; скажите-ка мне: ныне в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович?

— Нет, бабушка!

— А кто же, детоньки, вместо его?

— Да Липан Липанович.

— А где же Курухан Куруханович?

— Да в Сумин-город переведен, бабушка. После того ушли солдаты. Приезжает сын с поля, просит есть у старухи, а она ему:

— Поди-ка, сынок! Были у меня солдаты да просили закусить, а я им, дитятко, заганула загадочку про петуха, что у меня в печи; они не сумели отгадать-то.

— Да какую ты, матушка, заганула им загадку?

— А вот какую: в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович? Они не отганули. “Нет, бают, бабушка!” — “Где же он, родимые?” — “Да в Сумин-город переведен”. А того и не знают... что у меня в горшке-то есть!

Заглянула в печь, ан петух-то улетел; только лапоть вытащила.

— Ахти, дитятко, обманули меня, проклятые!

— То-то, матушка! Солдата не проведешь, он — человек бывалый.

Шёл солдат домой

Шёл солдат домой на побывку и забрёл к одному мужику ночь ночевать.

— Здравствуй, хозяин! Накорми и обогрей прохожего!

— Ну что ж, садись за стол, гость будешь! Солдат снял тесак да ранец, помолился образам и уселся за стол; а хозяин налил стакан горького и говорит:

— Отгадай, служба, загадку — стакан вина поднесу; не отгадаешь — оплеуха тебе!

— Изволь, сказывай загадку.

— А что значит чистота?

Солдат подумал-подумал и вымолвил:

— Хлеб чист, значит, он и чистота. Мужик хлоп его по щеке.

— Что ж ты дерёшься? Нас бьют да вину сказывают.

— Чистота, брат, кошка: завсегда умывается! А что значит благодать?

Солдат опять подумал-подумал и говорит:

— Знамое дело, хлеб — благодать! Мужик хлоп его в другой раз:

— Врешь, брат, служба! Благодать — вода. Ну, вот тебе последняя загадка: что такое красота? Солдат опять своё:

— Хлеб, — говорит, — красота!

— Врешь, служба; красота — огонь; вот тебе и ещё оплеуха! Теперь полно, давай ужинать.

Солдат ест да про себя думает: “Сроду таких оплеух не видал, и на службе царской того не было; постой же, я тебе и сам удружу; будешь меня помнить!”

Поужинали и легли спать. Солдат выждал ни много, ни мало времечка; видит, что хозяева заснули, слез с полатей, поймал кошку, навязал ей на хвост пакли, паклю-то зажёг, да кошку на чердак погнал; бросилась она туда со всех четырёх ног и заронила огонь в солому; вмиг загорелась изба, и пошло драть!

Солдат наскоро оделся, подошёл к хозяину и давай в спину толкать.

— Что ты, служивый?

— Прощай, хозяин! Иду в поход.

— Ступай с богом!

— Да вот тебе на прощанье загадка: взяла чистота красоту, понесла на высоту; коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати! Отгадывай! — сказал солдат и пошёл со двора.

Пока мужик ломал себе голову, что бы такое значили солдатские речи, загорелся потолок.

— Воды! Воды! — кричит хозяин, а воды-то в доме ни капли нет; так все и сгинуло.

— Ну, правду солдат загадал: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати!

Отольются кошке мышиные слезки!

Солдат избавляет царевну

Загнали солдата на дальние границы; прослужил он положенный срок, получил чистую отставку и пошел на родину. Шел он чрез многие земли, чрез разные государства; приходит в одну столицу и останавливается на квартире у бедной старушки. Начал ее расспрашивать.

— Как у вас, бабушка, в государстве — всё ли здорово?

— И-и, служивый! У нашего царя есть дочь-красавица Марфа-царевна; сватался за нее чужестранный принц; царевна не захотела за него идти, а он напустил на нее нечистую силу. Вот уж третий год неможет! Не дает ей нечистая сила по ночам спокою; бьется сердечная и кричит без памяти... Уж чего царь не делает: и колдунов и знахарей приводил — никто не избавил!

Выслушал это солдат и думает сам с собой: «Дай пойду, счастья попытаю; может, и избавлю царевну! Царь хоть что-нибудь на дорогу пожалует». Взял шинель, вычистил пуговицы мелом, надел и марш во дворец. Увидала его придворная прислуга, узнала, зачем идет, подхватила под руки и привела к самому царю.

— Здравствуй, служба! Что хорошего скажешь? — говорит царь.

— Здравия желаю, ваше царское величество! Слышал я, что у вас Марфа-царевна хворает; я могу её вылечить.

— Хорошо, братец! Коли вылечишь, я тебя с ног до головы золотом осыплю.

— Только прикажите, ваше величество, выдавать мне все, что требовать стану.

— Говори, что тебе надобно?

— Да вот дайте мне меру чугунных пуль, меру грецких орехов, фунт свечей и две колоды карт да изладьте мне чугунный прут, чугунную царапку о пяти зубьях да чугунное подобие человека с пружинами.

— Ну, хорошо; к завтрему все будет готово. Вот изготовили, что надо; солдат запер во дворце все окна и двери накрепко и закрестил их православным крестом, только одну дверь оставил незапертой и стал возле нее на часах; комнату осветил свечами, на стол положил карты, а в карманы насыпал чугунных пуль да грецких орехов. Управился и ждет. Вдруг в самую полночь прилетел нечистый дух: куда ни сунется — не может войти! Летал, летал кругом дворца и увидал, наконец, отворёну дверь; скинулся человеком и хочет войти.

— Кто идёт? — окликнул солдат.

— Пусти, служивый! Я придворный лакей.

— Где же ты, халдейская харя, до сих пор таскался?

— А где был, там теперь нету! Дай-ка мне орешков погрызть!

— Много вас тут, халдеев! Всех по ореху оделить, самому ничего не останется.

— Дай, пожалуйста!

— Ну, возьми! — даёт ему пулю.

Чёрт взял в рот пулю, давил, давил зубами, в лепешку ее смял, а разгрызть — не разгрыз. Пока он с чугунного пулей возился, солдат орехов с двадцать разгрыз да съел.

— Эх, служивый, — говорит чёрт, — крепки у тебя зубы!

— Плох ты, я вижу! — отвечал солдат. — Ведь я двадцать пять лет царю прослужил, над сухарями зубы притупил, а ты б посмотрел, каков с молодых годов я был!

— Давай, служивый, в карты играть.

— А на что играть-то станем?

— Известно — на деньги.

— Ах ты, халдейская харя! Ну, какие у солдата деньги? Он всего жалованья — три денежки в сутки получает, а надо ему и мыла, и ваксы, и мелу, и клею купить и в баню сходить. Хочешь — на щелчки играть?

— Пожалуй!

Начали на щелчки играть. Чёрт наиграл на солдата три щелчка.

— Давай, — говорит, — бить стану!

— Догоняй по десятку, тогда и бей; из трех щелчков нечего и рук марать!

— Ладно!

Стали опять играть; пришёл солдату крестовый хлюст, и нагнал он на нечистого десять щелчков.

— Ну-ка, — говорит Чёрту, — подставляй свой лоб; я покажу тебе, каково с нашим братом на щелчки играть! По-солдатски урежу! И другу и недругу закажешь!..

Чёрт взмолился, просит, чтоб солдат полегче его бил.

— То-то! С вами, халдеями, только свяжись, сам не рад будешь; как дело к расчету-так сейчас и отлынивать! А мне никоим способом нельзя тебя пощадить; я — солдат и давал присягу завсегда поступать верою-правдою.

— Возьми, служивый, деньгами!

— А на что мне твои деньги? Я играл на щелчки-щелчками и плати. Разве вот что: есть у меня меньшой брат, пойдем-ка к нему-он пробьет тебе щелчки потише моего; а если не хочешь, давай я сам стану бить!

— Нет, служивый, веди лучше к меньшому брату. Солдат привел нечистого к чугунному человеку, тронул за пружину да как щелкнет чёрта по лбу-тот ажно в другую стену отлетел; а солдат ухватил его за руку:

— Стой! Ещё девять щелчков за тобою. Тронул в другой раз пружину да так урезал, что чёрт кубарем покатился да чуть-чуть стены не пробил! А в третий раз отбросило нечистого прямо в окно; вышиб он раму, выскочил вон и навострил лыжи.

— Помни, проклятый, — кричит солдат, — за тобой ещё семь щелчков осталось!

А чёрт-то улепетывает, аж пятками в зад достаёт. Наутро спрашивает царь Марфу-царевну:

— Ну что — каково ночь проводила?

— Спокойно, государь-батюшка!

На другую ночь отрядил сатана во дворец иного Чёрта; вишь, они ходили стращать да мучить царевну по очереди. Досталось и этому на орехи! В тринадцать ночей перебывало у солдата тринадцать нечистых в переделке, и всем равно туго пришлось! Ни один в другой раз идти не хочет.

— Ну, внучки, — говорит им дедушка-сатана, — я сам теперь пойду.

Пришёл сатана во дворец и ну с солдатом разговаривать; то-другое, пятое-десятое, стали в карты играть; солдат обыграл его и повел к меньшому брату щелчками угощать. Привел, подавил пружины, меньшой брат обхватил сатану чугунными руками да так-таки плотно, что ему ни взад, ни вперед нельзя пошевелиться. Солдат схватил чугунный прут и давай хлестать; бьет сатану да приговаривает:

— Вот тебе в карты играть! Вот тебе Марфу-царевну мучить!

Исхлестал чугунный прут и взялся царапкой строгать: сатана благим матом ревет, а солдат знай себе дерет, и так его донял, что тот как вырвался — без оглядки убежал! Вернулся в свое болото, охает:

— Ах, внучки, чуть было солдат до смерти не убил!

— То-то, дедушка! Вишь он какой мудреный! Вот уж две недели, как я во дворце был, а все голова трещит! Да еще спасибо, что не сам бил, а меньшого брата заставлял!

Вот стали черти придумывать, как бы выжить им из дворца этого солдата. Думали, думали и решились золотом откупиться. Прибежали к солдату разом все; тот увидал, испугался и закричал громким голосом:

— Эй, брат, ступай сюда скорее, должники пришли, надо щелчки давать.

— Полно, полно, служивый! Мы пришли к тебе о деле потолковать; сколько хочешь возьми с нас золота — только выйди из дворца!

— Нет! Что мне золото! Уж коли хотите услужить мне, так полезайте все в ранец; я слыхал, что нечистая сила больно хитра — хоть в щель, и то влезет! Вот коли это сделаете, — право слово, уйду из дворца!

Черти обрадовались:

— Ну, служивый, открывай свой ранец. Солдат открыл; они и полезли туда все до единого, сатана сверху лег.

— Укладывайтесь плотнее, — говорит солдат, — чтоб молено было на все пряжки застегнуть.

— Застегивай, не твоя печаль!

— Счастье вам, коли застегну! А не то не прогневайтесь, ни за что из дворца не выйду.

Вот солдат взял застегнул ранец на все пряжки, перекрестил его, надел на себя и пошёл к царю:

— Ваше царское величество! Прикажите изготовить тридцать железных молотов, каждый молот в три пуда.

Царь отдал приказ; сейчас изготовили тридцать молотов. Солдат принёс ранец в кузницу, положил на наковальню и велел бить как можно сильнее. Плохо пришлось чертям, а вылезть никак нельзя! Угостил их солдат на славу!

— Теперь довольно!

Вскинул ранец на плечи и явился к царю с докладом: «Служба-де моя кончена; больше нечистая сила не станет царевны тревожить».

Царь поблагодарил его:

— Молодец служивый! Ступай гуляй по всем кабакам и трактирам, требуй, что только душе угодно; ни в чём тебе нет запрету!

И приставил к нему царь двух писарей, чтобы всюду за ним ходили да записывали на казенный счёт, где сколько солдат нагуляет. Вот он гулял, гулял, целый месяц прогулял и пошёл к царю.

— Что, служба, нагулялся?

— Нагулялся, ваше величество! Хочу домой идти.

— Что ты! Оставайся-ка у нас; я тебя первым человеком сделаю.

— Нет, государь, хочется повидать своих сродников.

— Ну, ступай с богом! — сказал царь, дал ему повозку, лошадей и денег столько, что в целый век не прожить.

Поехал солдат на родину; пристал дорогою в какой-то деревне и увидал знакомого солдата — в одном полку служили.

— Здравствуй, брат!

— Здравствуй!

— Как поживаешь?

— Всё по-старому!

— А мне господь счастье дал: вдруг разбогател! На радостях надо бы выпить: сбегай-ка, брат, купи ведёрку вина.

— Рад бы сбегать, да вишь, у меня скотинка ещё не убрана; потрудись, сходи сам — кабак вот, недалече!

— Ладно; а ты возьми мой ранец, положи в избе да накажи бабам, чтоб не трогали!

Отправился наш солдат за вином, а земляк его принёс ранец в избу и говорит бабам:

— Не трожьте!

Пока убирал он скотину, бабам не терпится:

— Дай, посмотрим, что такое в ранце накладено? Принялись расстегивать — как выскочат оттуда черти с глумом да с треском; двери с крючьев посбивали и ну бежать! А навстречу им солдат с ведёркою:

— Ах, проклятые! Кто вас выпустил?

Черти испугались и бросились в буковище под мельницу, да там навсегда и остались. Солдат пришёл в избу, разбранил баб и давай гулять со старым товарищем; а после приехал на родину и зажил богато и счастливо.